Волгоградская земля, таким образом, была общей периферией. Может показаться удивительным, что Царицын так долго не становился самостоятельным ядром, объединяющим окружающие его земли, а довольствовался ролью подчиненного между саратовским, астраханским и новочеркасским “генералами”: ведь ныне мы знаем Волгоград как город-миллионер, заметно обогнавший по численности населения и Саратов — своего былого губернатора, и тем более Астрахань и Новочеркасск. Царицын — Сталинград — Волгоград, лежащий в точке наибольшего схождения Волги и Дона, в естественном транзитном узле между двумя реками и двумя морскими бассейнами, занимает столь сильное географическое положение, что оно давно вошло в качестве хрестоматийного примера в учебники по экономической географии и географии городов.

О географическом положении Сталинграда некогда защищались даже диссертации. Такое положение экономико-географы называют “категоричным”, имея в виду, что в подобных условиях, при такой геометрии рек, в такой точке не может не возникнуть крупный первостатейный город. Какая бы злая субъективная воля, какие бы природные катаклизмы ни препятствовали этому, место должно было родить город. Точно так же не мог не возникнуть некогда Вавилон (и не мог затем не возродиться в образе Багдада) в точке ближайшего схождения Тигра и Евфрата в их среднем течении. Точно так же не мог не возникнуть Лион там, где ближе всего сходятся средиземноморская Рона и бискайская Луара. Точно так же не мог не возникнуть Чикаго в точке наибольшего сближения системы Великих Американских озер с полноводной частью Миссисипи, во внутриконтинентальном узле сообщения залива
Св. Лаврентия с Мексиканским заливом.

Подобных точек на поверхности Земли не так уж много.

Города, занимающие положение, подобно волгоградскому, на бойких транзитных путях, редко быстро приобретают известность как кладези культурных ценностей, как рассадник талантов. Мельтешение перекупщиков, гуртовщиков, коммивояжеров, артельщиков, бурлаков, пароходчиков, экспедиторов, проводников и прочей братии, связанной с движением товарных масс, создает ту самую суету, которой не терпит служенье муз. Зато промышленность, седлая товаропотоки, растет опережающими темпами. А с ней и пролетариат, и классовая борьба. Достаточно вспомнить восстание лионских ткачей и стачки чикагских рабочих — классику классовых битв нового времени.

В такие города, где жизнью заправляют купцы и промышленники, где неспокойно от рабочих, где высоки люмпенизация и преступность, не любит ехать служилая бюрократия — любительница упорядоченной размеренной жизни, носитель определенного культурного пласта. Русская бюрократия, как и любая другая, никогда не любила обосновываться большими гнездами в промышленных и транспортно-торговых центрах.

Где-нибудь в тихом Симбирске (Ульяновске) или чуть более оживленном Саратове издавна сложились губернские центры — все-таки на своем, московском, берегу (тем более там, где пугающая своей вольностью Волга ближе всего прижимается к Средней России) в относительно спокойном крестьянском окружении, в области более или менее устойчивого увлажнения и более или менее гарантированных урожаев. Самара же, занимающая географическое положение гораздо более видное, нежели Симбирск и Саратов, долгое время была лишь уездным городом Симбирской губернии. А положение Самары — на “стреляющем” на восток выгибе Самарской Луки, в самой восточной точке волжской траектории, там, где великая река ближе всего подносит себя к богатствам Урала и Сибири, — феноменально. Оно примерно равноценно положению Волгограда, если не ценнее. Однако же учредить Самарскую губернию, привести административный статус города в соответствие с его экономико-географической значимостью, власти решились лишь в конце XIX века. Слишком трудно давался чиновничеству скачок через Волгу, в сухое и новоосваиваемое Заволжье, в город не чиновный, не интеллигентский, не мещанский.

По географической своей судьбе похожи на Волгоград и крупные города восточной части Урала, особенно Екатеринбург. Занимающий отличное положение в понижении Урала, естественном “проломе” меридиональной стены, близ схождения волжской Чусовой и обской Исети, стародавний мощный промышленный центр, он до первых послереволюционных лет не был губернским центром, а состоял уездным городом Пермской губернии. Оттуда, из европейской Перми приятнее и спокойнее было управлять этим чуждым азиатским горнопромышленным гигантом, переросшим своего губернского начальника. И так же, как и Самара, и Волгоград, Екатеринбург оказался весьма неплодовитым в культурном отношении. Кого вспомнить из уроженцев его культурного куста: разве что Бажова с его змеями и фригидными ящерками, разве что Павлика Морозова, разве что рок-музыкантов и студии эротических фильмов, разве что Ельцина?.. Заметим, что, близкий к путям на Урал, Волгоград и по своей промышленной структуре, пожалуй, больше похож на уральский город, чем на волжский: и черная, и цветная металлургия...