Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «География»Содержание №3/2001

Суждение

О роли природы в экономике и политике

Г.А. Агранат

М.К. ЧюрлёнисМ.К. Чюрлёнис.
Истина (Надежда)

Тема эта, как может показаться на первый взгляд, совсем не нова. О взаимосвязи природы, географической среды в целом, — с одной стороны, жизни людей, производственной деятельности, словом, развитии общества, — с другой, писалось давно и много. Но в современных, весьма сложных экологических, социально-экономических, политических условиях нашей страны и всего мира возникают новые или радикально переоцениваются старые взгляды и подходы. Нередко недостаточно четкие, противоречивые. Тому же способствует ускорившийся, столь же сложный, процесс смены многих мировоззренческих, философских концепций, или, пользуясь более ученым термином, парадигм, в науках о Земле, о человеке, об обществе.

Попробуем разобраться в этом запутанном, многоцветном клубке. Сделать это, впрочем, не так легко. Устоявшихся позиций еще нет. Предлагаемая статья — своего рода аналитическое обобщение новейших исследований по названной теме1.

* * *

Анализируя жесточайший системный кризис в России, одни исследователи пытаются в суровой природе увидеть чуть ли не главную его причину, другие — стремятся ухватиться за огромный природный потенциал как за единственное средство выбраться из беды. Ученые обратились прежде всего к климату, определяющему потенциальные возможности развития территории страны. Климат действительно оказывает огромное, всестороннее влияние на индивидуальные и коллективные стороны жизни и деятельности человека. Тут и одежда, и обогрев жилищ, и транспортные трудности, и методы строительства.

Исследования последних лет посвящены влиянию климата на экономику и политику России, на исторические судьбы страны в целом. В таком широком плане раньше этим занимались мало. И результаты оказались во многом неожиданными.

Вспомнили, прежде всего, что климат России значительно суровее климата стран Западной Европы и США. Средняя температура января в Москве минус 10—11 градусов, на 5—8 градусов ниже, чем в Хельсинки и Стокгольме; в Нью-Йорке средняя январская температура около нуля. И конечно же, различия еще больше, если сравнивать западноевропейские и азиатские города и села, расположенные на одной и той же широте.

Такие различия в какой-то мере определяют более высокие издержки промышленного производства. В середине 90-х годов они в России в среднем были выше, чем в Японии, в 2,8 раза, Франции, Германии, Италии — в 2,3 раза, Великобритании — в 2 раза.

Климат ограничивает возможности развития не только отдельных отраслей хозяйства, но и развитие территории в целом. Еще знаменитый французский географ и социолог Элизе Реклю считал, что территории со среднегодовой температурой ниже двух градусов мороза или расположенные на высоте более 2000 м над уровнем моря, практически непригодны для проживания. В.В. Клименко, исходя из этого критерия, определил, что в России только чуть более 5 млн км2, то есть меньше 30% площади страны, можно считать «эффективной территорией». Критерий, мне кажется, слишком жесткий, не подтвержденный опытом нашей и других северных стран, но в принципе подход правилен.

А.В. Антипова, проводя сравнение природных ландшафтов России и США, и не только по климату, но и по другим параметрам, пришла к выводу, что наша страна куда менее подходит для хозяйственной деятельности, чем США. Регионы, скажем, центра европейской части страны, считающиеся в России вполне пригодными для жизни и производства, по общемировым стандартам относятся к средне- и малоблагоприятным. Таким образом, России, так сказать, априори, труднее достичь уровня жизни, который возможен в более теплых странах.

По расчетам В.В. Клименко, считающего, и в общем правильно, что уровень потребления энергии может служить показателем «преодоления» холода, для достижения уровня жизни развитых стран в России нужно расходовать на душу населения намного больше топлива — по сравнению с Японией, например, в 8—9 раз.

Недавно ушедший из жизни академик Н.Н. Моисеев, математик, ставший генератором замечательных идей в экологии, географии, экономике, энергично поддержал упомянутые подходы и выводы. Он считал, что они могут по-новому объяснить многие процессы нашей общественной жизни.

К подобным исследованиям в последние годы приобщились другие ученые разных специальностей. Так, Л.Б. Милов, известный трудами по истории российского крестьянства, пришел к выводу, что подавляющая часть занимавшихся, да и сейчас занимающихся этой проблемой ученых, недооценивают географический фактор. По его мнению, суровость природы — первопричина бедности, трудной жизни, судьбы всех российских земледельцев.

* * *

Такова физико-географическая основа взглядов, показывающих великую роль природы в жизни нашей страны. Ученые сумели выявить явную недооценку этого фактора в прошлом, да во многом и сейчас. Недооценку, которая была следствием политических, идеологических установок советской эпохи. Тогда утверждалось, что географическая среда не может играть решающей, да и вообще сколько-нибудь серьезной роли в жизни общества.

Более сложна, а подчас и спорна, социально-экономическая и политическая оценка роли географического фактора. Основной ошибкой оказалось забвение того факта, что географическая среда действует на общественное развитие опосредованно, то есть через всю систему организации жизни на тот или иной исторический момент. Взгляды на эту проблему систематизированы в книгах академика В.М. Котлякова2 и профессора В.А. Анучина3.

Новые взгляды концентрированно изложены в недавно вышедшей книге А.П. Паршева4 с оригинальным названием, да и выводами. Книга легко, остроумно написана, она получила довольно широкий резонанс среди ученых и в массовой печати. Географам ее следует прочесть. Некоторые политики в Думе и правительстве взяли ее на вооружение.

Основная идея книги состоит в том, что суровая природа является главным фактором, определяющим положение России в мировой экономике и политике. Неконкурентоспособная, дорогая российская промышленная продукция не может успешно продвигаться на мировых рынках, поэтому следует остерегаться их и крайне осторожно относиться к кажущимся заманчивыми процессам интеграции и глобализации. Ставка на вывоз сырья — вещь тоже очень опасная, она может привести к разграблению ресурсов страны и последующей жестокой безработице. Основное внимание должно быть обращено на всестороннее развитие отечественной, как теперь говорят, реальной, экономики. Тут уместно сказать, что некоторые наши экономисты-теоретики считают, и, видимо, справедливо, что рассчитывать природные богатства надо не на 10—15 лет вперед (дальше мы, как правило, не заглядываем), а на более далекие временны’е горизонты. Человечество не собирается вымирать!

Казалось бы, все так, все очень справедливо. Но есть тут подводные камни. По А.П. Паршеву (и он не одинок), наши судьбы зависят исключительно от природы, и в своих решениях мы из этого должны исходить. Такие выводы неправильны — во всяком случае, далеко не исчерпывают проблему. К тому же они опасны, так как вызывают чувства пассивности, обреченности.

Дороговизна российской продукции, трудности ее выхода на рынок объясняются не только (скорее не столько) природными факторами. Не они главные виновники того, что Россия по международному рейтингу конкурентоспособности (1994 г.) опустилась на 52-е (!) место. На этот счет есть специальные исследования5.

А.П. Паршев и его коллеги мало учитывают стремительно растущие возможности науки и технологии, современных систем организации производства, любого дела, жизни вообще. О компьютеризации как величайшем рычаге прогресса практически ни слова. Между тем все это может снять, или, по крайней мере, серьезно ослабить влияние климатических различий.

Несколько примеров. В безлюдной канадской лесотундре сооружен гигантский каскад гидроэлектростанций — 30 миллионов киловатт! По линиям электропередачи энергия транспортируется в южные районы Канады и в США. Владельцы электростанций не жалуются на убыточность, успешно преодолев морозы и тысячекилометровые таежные дебри.

Другой пример. В центральных районах Аляски лет 40—50 назад стоимость жизни была на 60—70% выше, чем в среднеширотных штатах США, теперь этот показатель опустился до 15—25%. Соответственно и уровень номинальной заработной платы стал ненамного выше. Конечно, все это было достигнуто главным образом благодаря государственной политике опережающего развития социальной и производственной инфраструктуры, которая требует больших средств, но американские экономисты подсчитали, что именно такой вариант обеспечивает снижение производственных расходов и делает территорию конкурентоспособной.

Мы, к сожалению, не идем таким путем. В сходных по природным условиям районах Российского Севера стоимость жизни на 70—80%, а то и на 100—200%, выше, чем в расположенных южнее регионах. И вот А.П. Паршев и его коллеги делают вывод, что именно из-за дороговизны жизни и работы в Россию никогда не пойдут иностранные инвесторы, предпочитая более дешевые и теплые места. Действительно, себестоимость тонны нефти в Кувейте и Саудовской Аравии 30—40 долл., а в Западной Сибири — 100—110 долл. Кстати, на суровом арктическом побережье Аляски нефть обходится в 40—50 долл.

Российским властям приходится заманивать инвесторов выгодной для них, но кабальной и унизительной для России договорной формой сдачи месторождений в эксплуатацию — так называемыми соглашениями о разделе продукции. И все-таки в конечном счете дело не в высоких ценах, не в больших капиталах, которые требуются для захвата российских ресурсов. Пусть патриоты не тешат себя надеждой, что сама природа предотвратит иностранное нашествие. Она никогда не спасала от набегов на страну, особенно Сибирь и Арктику, даже в эпоху парусников, кайл и тачек — эти набеги известны начиная с XVII в.

Вопрос в том, насколько иностранцам нужны сейчас и будут нужны в будущем наши ресурсы. Проблема — в степени обеспеченности мира, прежде всего развитых стран, минерально-сырьевыми, топливно-энергетическими, лесными и другими ресурсами. Проблема очень противоречивая, достаточно четких выводов дать нельзя, взгляды и оценки часто меняются. Интенсивные геологические поисково-разведочные работы, прогресс в технологии добычи, делающий пригодными для использования ресурсы, казавшиеся до того бросовыми, подчас опровергают пессимистические оценки.

В целом, однако, постепенно именно такие оценки утверждаются. Видный российский геолог, бывший министр геологии СССР Е.А. Козловский считает, что самообеспеченность развитых стран, и прежде всего США, минерально-сырьевыми и топливно-энергетическими ресурсами падает все более быстрыми темпами6. Известный специалист по этой проблеме О.В. Крылов недавно писал в солидном академическом журнале, что, если не произойдет чуда в науке и обществе и если человечество, особенно страны «золотого миллиарда», не откажутся от потребительского марафона, глубочайший мировой кризис наступит уже до середины грядущего столетия7.

Вместе с тем достаточно известно, что Россию можно считать одной из самых богатых стран (если не самой богатой) разнообразными природными ресурсами. В таких условиях вопрос о дороговизне добычи сырья в России отойдет на второй план. Само понятие «дорого» очень относительно. Планируемое освоение нефте-газоносных арктических шельфов дороже эксплуатации западносибирских залежей на порядок, а то и больше.

Острая нужда в воде многих засушливых стран и регионов заставила серьезно изучать весьма дорогостоящие планы доставки туда антарктических айсбергов. Со льдами был куда более интересный казус, показывающий, впрочем, широкие возможности использования холодных, ледовых краев. Какие-то предприимчивые датчане собирались наладить коммерческую добычу льда гренландского ледникового щита с разных глубин и, значит, разного возраста. Затем превращать ледяной керн льда в воду, разливать в бутылки, а главное, наклеивать вполне правдивые этикетки: «XX век», «XVII век» и так далее. Рассчитывали, что в дорогих ресторанах Европы и Америки на древнюю воду будет великий спрос. Возможно, так было бы, но что-то не получилось...

Ну а если серьезно, то мне видятся такие места и объекты, где можно ожидать особенно бурного натиска охотников за российскими природными богатствами. Это прежде всего лес — ресурс, считающийся возобновляемым, но полного возобновления нужно ждать 80—100 лет. Если не считать Бразилию, Россия — единственная страна, где сохранились крупнейшие нетронутые массивы ценнейших пород леса. Более 1/5 всех мировых запасов! В отличие от богатств недр, новых открытий леса ждать, увы, никак нельзя.

Между тем ожидается, что к 2010 г. потребление лесных материалов в мире возрастет в 4 раза! Уже несколько лет идут за границу потоки сырья из уникальных лесных массивов Дальнего Востока. Забирают не только древесину — забирают плоды целительных кустарников, живицу (смолу), кедровые орешки.

Безошибочно можно вычислить мощную экспансию (она, впрочем, уже идет) Китая на тот же Дальний Восток. Китай относительно беден ресурсами: площадь пахотных земель обеспечивает население, которое к 2030 г. достигнет 1,6 млрд человек, лишь на 1/3, лесные угодья — на 1/16, запасы пресной воды — на 1/4, очень мало нефти. А.И. Солженицын постоянно напоминает об этой великой угрозе, призывая быстрее укреплять и осваивать дальневосточный регион8.

Возвратимся к методологическим проблемам. Подход к природе, географической среде, который свойствен нашим оппонентам, можно назвать «географическим детерминизмом». Так именовалось учение, объяснявшее все с позиций географии. Оно имело достойных сторонников. Это английский историк Г.-Т. Бокль со своей теорией географической среды; русский ученый Л.И. Мечников, автор знаменитой книги о цивилизации и великих исторических реках; наконец, Л.Н. Гумилев с его пассионарностью. Но время идет вперед, и подавляющее большинство современных ученых считают подобные теории, как теперь говорят, недостаточно корректными, как бы они ни тешили самолюбие географов.

Любопытно, конечно, читать статью с таким названием — «Климат против... рынка» (А.Г. Малыгин), где справедливое требование усилить роль государства в экономике, ввести единое, исходящее из центра, управление эксплуатацией природных ресурсов, отойти во многих случаях от рыночных отношений, обосновывается почти исключительно суровой российской природой. Это сильно сужает проблему, суть которой куда сложнее и глубже. И уж совсем, мягко говоря, некорректно, объяснять только холодами уход капиталов из России, утечку российских мозгов. Совсем неплохо было бы вспомнить Маркса, который утверждал, что не жаркий, а умеренный климат способствовал зарождению и развитию капиталистических отношений.

Российские морозы, снега, болота, необозримые просторы — вовсе не причины нашего упадка. Замечательным подтверждением служит наш северный сосед — такая же холодная Канада. По всем удельным экономическим показателям она в первой десятке развитых стран мира.

* * *

Особо остановлюсь на проблемах, связанных с использованием природно-сырьевого потенциала. Это одна из важнейших частей природы, географической среды в широком ее понимании. Здесь роль географического фактора, требующего определенных политических и социально-экономических корректив, проявляется очень своеобразно.

В России эксплуатация сырьевого потенциала останется, видимо, в ближайшем будущем основой экономики. Являясь крупнейшим источником валютных поступлений, он позволит восстановить базовые индустриальные отрасли хозяйства, чтобы затем, накопив силы, страна могла вступить в новое наукоемкое постиндустриальное общество. Известный экономист-прогнозист В.М. Кудров называет переломную дату — 2015 год.

Развитие России пока что будет полностью, в прямом хозяйственном смысле, зависеть от природы. Впрочем, и при переходе к постиндустриальному обществу, когда главным двигателем станет человек, его творчество, наука, знания, как считает глава российского постиндустриализма В.Л. Иноземцев, сохранится такая же прямая зависимость от природы, от естественных факторов. «Переход от индустриального общества к постиндустриальному в чем-то восстанавливает (как в доиндустриальную эпоху) действие сил природы... эти силы природы проявляются как внутренние силы самой личности»9. Это интересно и в принципе кажется верным, хотя до сих пор «силу личности» чаще всего относили к явлениям антропогенным, а не природным.

Возникает ряд полностью нерешенных политико-экономических проблем. Наукой и практикой установлено, что добывающие, сырьевые отрасли хозяйства наиболее эффективно развиваются в рамках государственной собственности, государственного управления. Природные ресурсы, особенно невозобновляемые, являются историческим наследием — наследием всего народа.

Экономически особенно важна при этом проблема рентных платежей, то есть той части доходов добывающих предприятий, которая образуется не за счет труда и капитала, а зависит от самих месторождений, земельных наделов, лесосек, то есть от того, насколько они богаты, доступны в сравнении с другими аналогичными природными объектами. В бухгалтерских расчетах рента легко выделяется, и ее следовало бы отдавать государству.

Между тем в российской практике рента с горнодобывающих предприятий практически полностью идет в кассы Газпрома, «Лукойла», «Норильского никеля» и других, так называемых естественных монополий. Сходная картина — при эксплуатации такого дара природы, как воздушное пространство. Иностранные авиакомпании, самолеты которых пролетают над нашей страной, вносят определенную плату. Но она практически уходит в сейфы Аэрофлота. Там, где рентные платежи государству более или менее давно налажены, как в лесном деле (здесь они именуются попенной платой), они очень малы, в 100—1000 раз меньше, чем в других лесных странах. За рубежом экономика сырьевых районов, например Аляски, официально именуется рентной.

Все это очень большие деньги, а наше государство их теряет. Экономическая политика нового правительства, обычно отождествляемая с программами министра экономической политики и торговли Г. Грефа, никак не внушает надежд на изменение ситуации. Эти программы предусматривают почти полный отход государства не только от управления, но и от частичного регулирования экономики.

В настоящее время (1998 г.) доля государства в валовом внутреннем продукте России составляла 37,5% — чуть больше, чем в США (35,4%). В Западной Европе эта доля в целом 43%, а в ее пределах в Австрии — 56, в Нидерландах, Дании, Финляндии — 60, в Швеции — 67%. Отмечено, что в странах и регионах, где в экономике ведущую роль играет природно-сырьевой, особенно топливно-энергетический комплекс, например в странах Среднего и Ближнего Востока, доля государства повышается подчас до 80—100%. Похожая картина в сырьевых северных регионах — это Аляска, Канадский Север, север Норвегии, Швеции, Финляндии10. Наши же реформаторы считают, что эту долю нужно довести до 25%, а по Е. Гайдару и Г. Грефу — опустить еще ниже.

Можно ответственно заявить, что новая государственная политика слабо учитывает проблемы, связанные с особенностями природы, географии страны. Ее антигеографичность, антиэкологичность четко выразились в одномоментной ликвидации в мае 2000 г. всех трех государственных ведомств, напрямую связанных с природой и географией. Это — Госкомитет РФ по делам Севера, Госкомитет РФ по охране окружающей среды, Госкомитет РФ по лесному хозяйству.

Такого не происходило ни в одной стране мира. В Канаде аналогичные ведомства давно существуют (министерство по Северу с 1953 г.). В Норвегии разработана и официально оформлена государственная политика природопользования и охраны природных ресурсов. Кстати, наше министерство природных ресурсов занято исключительно их эксплуатацией.

Результаты не замедлили сказаться. Особенно страдает Север, который больше, чем другой регион, нуждается в государственных приоритетах. Между тем Север передали министерству Грефа — открытого противника государственности в экономике. И вот в 2000 г. как никогда осложнилась так называемая проблема северного завоза. Магаданской области например, в середине октября, совсем близко к концу навигации, было завезено менее 10% нужных для долгой зимы продовольствия, топлива и других грузов.

Явно недостаточное внимание к проблемам, связанным с природно-сырьевым комплексом, способствует вопиющему его разбазариванию. Часто оно приобретает скрытые формы. Так, мы теряем огромные суммы при переработке бокситов, отечественных или импортных, в металл (алюминий) и последующем его экспорте. Производство алюминия чрезвычайно энергоемко, затраты на электроэнергию в его себестоимости составляют до 70—80%. Электроэнергия в нашей стране, благодаря давно сложившейся практике обильных государственных дотаций, значительно (подчас в 10—12 раз) дешевле, чем за рубежом. Между тем производимый у нас алюминий продается с учетом тамошних цен на электроэнергию. Это дает посредникам-продавцам (у нас же теперь нет государственной монополии внешней торговли) огромную, совершенно необоснованную, прибавку к барышам. Государство напрямую обогащает наших алюминиевых королей Л. Черного, А. Быкова, О. Дерипаску.

Такое же положение — в производстве аммиака и минеральных удобрений и внешней торговле ими.

Экологические проблемы, которые можно считать природными, мы оставляем в стороне, они требуют специального анализа. Здесь же можно сказать, что, по мнению большинства исследователей, их решение в рамках рыночной системы затруднено.

Окончание следует

1 См.: Г.А. Агранат. География, экономика, общество//География, № 19/2000, с. 1—2, 16. В.М. Котляков, Г.А. Агранат, Г.М. Лаппо. Россия на рубеже веков//География, № 33/2000, с. 1—6.
2 См.: В.М. Котляков. Наука. Общество. Окружающая среда. — М., 1997.
3 См.: В.А. Анучин. Географический фактор в развитии общества. — М., 1982.
4 См.: А.П. Паршев. Почему Россия не Америка. — М., 2000.
5 См.: В.Д. Андрианов. Россия: экономический и инвестиционный потенциал. — М., 1999.
6 См.: Минерально-сырьевые проблемы России накануне XXI в. — М., 1999.
7 См.: Вестник РАН, № 2/2000.
8 См.: А.И. Солженицын. Россия в развале. — М., 1998.
9 См.: Мировая экономика и международные отношения, № 3/2000.
10 См.: Мировая экономика. Тенденции 90-х годов. — М., 1999.