Хрестоматия

Оттепель

Оттепель после метели.
Только утихла пурга,
Разом сугробы осели
И потемнели снега.

В клочьях разорванной тучи
Блещет осколок луны.
Сосен тяжелые сучья
Мокрого снега полны.

Падают, плавятся, льются
Льдинки, втыкаясь в сугроб.
Лужи, как тонкие блюдца,
Светятся около троп.

Пусть молчаливой дремотой
Белые дышат поля.
Неизмеримой работой
Занята снова земля.

Скоро проснутся деревья,
Скоро, построившись в ряд,
Птиц перелетных кочевья
В трубы весны затрубят.

Николай ЗАБОЛОЦКИЙ. 1943

Ожидание ледохода

Словно пестрая корова,
Март пасется у реки.
Там от снежного покрова
Остаются островки.

Ожиданье ледохода
Наблюдается везде,
Любопытство небосвода
К лесу, полю и воде.

Давид САМОЙЛОВ. 1981

Март

Опять сугробы выросли на крышах,
И облака спускаются все ниже,
И снегом вновь облеплены холмы,
И вышли дети пробежать на лыжах
В последний день зимы.

Я на крыльце, где мокрые ступени,
Оттаивая, сохнут. Здесь весна.
И горизонт чернеет в отдаленье.
Чуть дышащим снежком прикрытые поленья
И чуткая, живая тишина.

Валентин БЕРЕСТОВ. 1945

Памяти Пришвина

Сиянье снега в феврале
Поэт назвал весною света.
И вот — по милости поэта —
Весны чуть больше на земле.

Валентин БЕРЕСТОВ. 1979

Прощание со льдом

Не бывает ледохода на пруду.
Лед с земли сошел быстрее, чем с воды.
Перед Пасхой рыбаки сидят на льду,
Глаз не сводят с зимней крошечной уды.
Полвесны, как говорится, позади.
Лед-хранитель, лед-кормилец, погоди!
Окруженный торжествующей весной,
Пруд, как витязь, под бронею ледяной.
А броня та еще —
Тающая.

Валентин БЕРЕСТОВ. 1993

Весна света

У нас, фенологов, наблюдающих смену явлений природы изо дня в день, весна начинается прибавкою света, когда в народе говорят, что будто бы медведь переваливается в берлоге с боку на бок; тогда солнце повертывается на лето, и хотя зима на мороз, — все-таки цыган тулуп продает.

Январь средней России: предвесенние оживленные крики серых ворон, драки домовых воробьев, у собак течка, у черных воронов первые брачные игры.

Февраль: первая капель с крыши на красной стороне, песня большой синицы, постройка гнезд у домовых воробьев, первая барабанная трель дятла.

Январь, февраль, начало марта — это все весна света. Небесный ледоход лучше всего виден в большом городе, наверху, между громадами каменных домов. ...Да, счастлив тот, кто может застать начало весны в городе и потом встретить у земли весну воды, травы, леса...

* * *

Я люблю, когда снег задержится и весна света разгорится над снегами до того, что настоящие летние громады кучевых облаков перемещаются по небу и оставляют на снегу переходящие голубые пятна. Когда весна света перестоится, то и радость ожидания до того доходит, что трудно ее выносить.

Михаил Пришвин. Календарь природы

Весна воды

Снег еще глубок, но так зернист, что даже заяц проваливается до земли и своим брюхом чешет снег наверху.

После дороги птицы перелетают кормиться на поля, на те места, где стало черно.

Все березы на дожде как бы радостно плачут; сверкая, летят вниз капли, гаснут в снегу, отчего мало-помалу снег становится зернистым. Последние хрустящие остатки льда на дороге — их называют черепками. И то ледяное ложе, по которому бежал поток, тоже размыло и размякло: под водой на этом желтом ложе заяц, перебегая на ту сторону ночью, оставил следы.

< . . . >

Вытаяла возле бора тропинка сухая, и рядом с ней шумит ручей: так вдоль опушки по солнцепеку и бегут, уходя вдаль, ручей и тропинка, а за ручьем на северном склоне среди хвойных деревьев лежит таежный нетронутый снег.

Михаил ПРИШВИН. Времена года

Птичий щебет

Листьев нет еще покуда,
Ветви голые черны,
Но уже случилось чудо
Птичьих щебетов весны!

Лес угрюмый и лохматый
Зябнет — стаяли снега.
В мокрой пуще бородатой
Вьется птичья мелюзга.

Птица вьется в синей глуби,
Вся одета синевой:
С веточкой, с былинкой в клюве,
С прошлогоднею травой!

Только ласточке не сладко:
Весть летит во все концы,
Что в ее лепную хатку
Вторглись новые жильцы.

Перец Маркиш. Весна (из поэмы «шалость»). Пер. с евр. А. Голембы). 1919

Весна травы

Распускаются почки, как зеленые точки,
Источая прозрачно-зеленый туман.
Значит, скоро исчезнут весенние чудо-цветочки,
Станут чащею леса клочки и кусочки полян.

Стаял снег. И они на короткое время явились.
Сетка веток без листьев была так добра и светла,
Что счастливый подснежник под солнце из луковки вылез
И, смеясь, медуница двухцветный флажок подняла.

Но для них, первоцветов, кончаются ясные дни.
И надолго уснут они в лиственной плотной тени.

Валентин БЕРЕСТОВ. 1999

Мокрый ветер

...Пришел сильный сырой ветер с юга, закутавший поля, сад и усадьбу серой мглой, с бешено несущимися над самой землей рваными облаками.

< . . . >

Никита вышел на двор. День был мглистый. Дул мокрый, тяжелый ветер. На сером, крупичатом, как соль, снегу желтел проступивший навоз. Навозная, в лужах, заворачивающая к плотине санная дорога была выше снега. Бревенчатые стены дворов, потемневшие соломенные крыши, голые деревья, большой деревянный некрашеный дом — все это было серое, черное, четкое.

Никита пошел к плотине. Еще издали слышался шум мокрых деревьев, будто вдалеке шумела вода в шлюзах. Качающиеся вершины вётел были закутаны низко летящими рваными облаками. В облаках, среди мотающихся сучьев, взлетали, кричали горловыми тревожными голосами черные птицы. Они будто взялись из сырого, густого ветра, будто их нанесло вместе с тучами, и, цепляясь за шумящие вётлы, они кричали о смутном, о страшном, о радостном, — у Никиты захватывало дыхание, билось сердце.

Это были грачи, прилетевшие с первой весенней бурей на старые места, к разоренным гнездам. Началась весна.

< . . . >

Три дня дул мокрый ветер, съедая снега. На буграх оголилась черными бороздами пашня. В воздухе пахло талым снегом, навозом и скотиной. На задах, за погребицей вороны ходили вокруг обнажившейся из-под снега падали. А деревья все шумели, шумели тяжелым тревожным шумом. Над плотиной, в вётлах, в тучах летали, кричали грачи.

У Никиты болела голова все дни. Сонный, встревоженный, бродил он по двору, по разбухшим дорогам, уходил на гумно... Ему было мутно и тревожно, точно что-то должно произойти страшное, то, чего нельзя понять и простить. Все — земля, животные, скот, птицы перестали быть понятными ему, близкими, стали чужими, враждебными, зловещими. Что-то должно было случиться...

...Ночью наконец хлынул дождь, ливень, и так застучал в окно и по железной крыше, что Никита проснулся, сел в постели и слушал, улыбаясь.

< . . . >

К утру дождь прошел, но небо еще было в тяжелых тучах, летевших с юга на север. Никита взглянул в окно и ахнул. От снега не осталось и следа. Широкий двор был покрыт синими, рябившими под ветром лужами. Через лужи, по измятой бурой траве тянулась не вся еще съеденная дождем дорога. Разбухшие лиловые ветви тополей трепались весело и бойко. С юга между разорванных туч появился и со страшной быстротой летел на усадьбу ослепительный клочок лазури.

Никита распахнул дверь на крыльцо. Весь острый, чистый воздух был полон мягким и сильным шумом падающей воды. Это множество снеговых ручьев по всем бороздам, канавам и водомоинам бежало в овражки. Полные до краев овраги гнали вешние воды в реку. Ломая лед, река выходила из берегов, крутила льдины, выдранные с корнем кусты, шла высоко через плотину и падала в омуты.

Лазурное пятно, летевшее на усадьбу, разорвало, разогнало все тучи, синевато-прохладный свет полился с неба, стали голубыми, без дна лужи на дворе, обозначились ручьи сверкающими зайчиками, и огромные озера на полях и текущие овраги снопами света отразили солнце.

Алексей ТОЛСТОЙ. Детство Никиты. 1919—1922