Хрестоматия |
Взаимосвязь в природе
Составитель Ю.Н. ЛАЗАРЕВИЧ
Праздник леса
На широком горном хребте лет десять назад случился лесной пожар. Потом обуглившиеся деревья свалили и увезли, а края громадного пожарища, там, где к ним подступал не тронутый огнем бор, начали покрываться лесной порослью. Но бо’льшая часть горной пустоши была по-прежнему голой и пустынной. Черные пни торчали среди каменных плит как свидетели того, что некогда здесь рос высокий великолепный лес; ныне же ни один древесный побег не тянулся ввысь из обгоревшей земли.
Люди не переставали удивляться, отчего это лес так медленно одевает горную пустошь. Но никто не подумал о том, что от лесного пожара земля пострадала больше, чем от самой долгой засухи. Огонь не только погубил деревья и все, что росло под ними — вереск и багульник, мох и брусничник; после пожара почва, покрывавшая скалы, стала сухой и рыхлой, будто зола. При любом ветерке она вихрем взметалась в воздух, а так как горная пустошь была открыта всем ветрам, они мало-помалу стали сметать с нее землю. Ветру, само собой, помогала и дождевая вода. Вдвоем они за десять лет подмели и обмыли горную пустошь дочиста. Теперь она лежала такая голая, пустынная и каменистая, что казалось — такой ей и оставаться до скончания века.
Но однажды в начале лета дети той округи, где находилась обгоревшая гора, собрались перед одной из школ. У каждого ребенка на плече была мотыга или лопата, а в руке — узелок со съестным. Длинной вереницей дети стали подниматься в гору.
< . . . >
Каменные глыбы лежали голые, лишенные своего прекрасного покрова из серебристого мха и седого, такого милого на вид оленьего лишайника; их не украшали, как прежде, плети чудесной линнеи. Вокруг черных вод, скопившихся в расселинах и выемках, не росло ни одного листика заячьего щавеля, ни одного цветка белокрыльника. На небольших островках земли, еще сохранившихся кое-где в расселинах и между камнями, не зеленел ни папоротник, ни седмичник, ни белый копытень — ни одно из тех легких, мягких и нежных растений, которые обычно украшают еловые леса.
< . . . >
Дети стали высаживать одну сосенку за другой на все, даже самые крошечные клочки земли, которые им посчастливилось обнаружить. Работая, они серьезно, словно взрослые, толковали друг с другом о том, как эти маленькие деревца свяжут землю и ее не будет уносить ветром. Мало того, потом под деревьями образуется новая почва и в нее упадут семена. А через несколько лет там, где сейчас торчат одни голые каменные глыбы, люди станут собирать и малину, и чернику. Мелкие же саженцы постепенно превратятся в высокие деревья, и из них, может статься, построят со временем большие дома или чудесные корабли.
< . . . >
Хорошо засевать свое поле весной, мечтая о будущем урожае, но сажать деревья еще более заманчиво!
Этот лесной посев принесет не слабые колосья, а великаны деревья с высокими стволами и могучими ветвями. Лесная страда даст урожай не на одну только зиму, а на долгие, долгие годы вперед. Здесь снова будут летать насекомые, петь дрозды, токовать глухари — словом, на пустынных вершинах снова пробудится жизнь. Да и, кроме того, посадить лес — все равно что воздвигнуть себе памятник перед лицом грядущих поколений. Ведь можно было оставить им в наследство голые угрюмые вершины. Они же получат во владение гордые леса! И, поразмыслив об этом, потомки поймут, как добры и умны были их предки, и преисполнятся к ним уважением и благодарностью.
Сельма ЛАГЕРЛЁФ. Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции. 1906—1907
Сова
С к а з к а
Сидит Старик, чай пьет. Не пустой пьет — молоком белит. Летит мимо Сова.
— Здорово, — говорит, — друг!
А Старик ей:
— Ты, Сова, — отчаянная голова, уши торчком, нос крючком. Ты от солнца хоронишься, людей сторонишься, — какой я тебе друг!
Рассердилась Сова.
— Ладно же, — говорит, — старый! Не стану по ночам к тебе на луг летать, мышей ловить, — сам лови.
А Старик:
— Вишь, чем пугать вздумала! Утекай, пока цела.
Улетела Сова, забралась в дуб, никуда из дупла не летит.
Ночь пришла. На стариковом лугу мыши в норах свистят-перекликаются:
— Погляди-ка, кума, не летит ли Сова — отчаянная голова, уши торчком, нос крючком?
Мышь Мыши в ответ:
— Не видать Совы, не слыхать Совы. Нынче нам на лугу раздолье, нынче нам на лугу приволье.
Мыши из нор поскакали, мыши по лугу побежали.
А сова из дупла:
— Хо-хо-хо, Старик! Гляди, как бы худа не вышло: мыши-то, говорят, на охоту пошли.
— А пускай идут, — говорит Старик. — Чай, мыши не волки, не зарежут телки.
Мыши по лугу рыщут, шмелиные гнезда ищут, землю роют, шмелей ловят.
А Сова из дупла:
— Хо-хо-хо, Старик! Гляди, как бы хуже не вышло: все шмели твои разлетелись.
— А пускай летят, — говорит Старик. — Что от них толку: ни меду, ни воску, — волдыри только.
Стоит на лугу клевер кормовистый,
головой к земле виснет, а шмели гудят,
с луга прочь летят, на клевер не глядят, цветень с
цветка на цветок не носят.
А Сова из дупла:
— Хо-хо-хо, Старик! Гляди, как бы хуже не вышло: не пришлось бы тебе самому цветень с цветка на цветок переносить.
— И ветер разнесет, — говорит Старик, а сам в затылке скребет.
По лугу ветер гуляет, цветень наземь сыплет. Не попадает цветень с цветка на цветок, — не родится клевер на лугу; не по нраву это Старику.
А Сова из дупла:
— Хо-хо-хо, Старик! Корова твоя мычит, клеверу просит, — трава, слышь, без клеверу, что каша без масла.
Молчит Старик, ничего не говорит.
Была Корова с клевера здорова, стала Корова тощать, стала молока сбавлять; пойло лижет, а молоко все жиже да жиже.
А Сова из дупла:
— Хо-хо-хо, Старик! Говорила я тебе: придешь ко мне кланяться.
Старик бранится, а дело-то не клеится. Сова в дубу сидит, мышей не ловит.
Мыши по лугу рыщут, шмелиные гнезда ищут. Шмели на чужих лугах гуляют, а на стариков луг и не заглядывают. Клевер на лугу не родится. Корова без клеверу тощает. Молока у Коровы мало. Вот и чай белить Старику нечем стало.
Нечем стало Старику чай белить, — пошел Старик Сове кланяться:
— Уж ты, Совушка-вдовушка, меня из беды выручай: нечем стало мне, старому, белить чай.
А Сова из дупла глазищами луп-луп, ножищами туп-туп.
— То-то, — говорит, — старый. Дружно не грузно, а врозь хоть брось. Думаешь, мне-то легко без твоих мышей?
Простила Сова Старика, вылезла из дупла, полетела на луг мышей ловить.
Мыши со страху попрятались в норы.
Шмели загудели над лугом, принялись с цветка на цветок летать.
Клевер красный стал на лугу наливаться.
Корова пошла на луг клевер жевать.
Молока у Коровы много.
Стал Старик молоком чай белить, чай белить — Сову хвалить, к себе в гости звать, уваживать.
Виталий БИАНКИ. 1894—1959
На месте тополей
За пять лет тайга вокруг нашего дома изменилась. Изменилась и часть холма, спускающаяся к воде от того места, где я сижу. Пять лет назад на этом склоне росли такие густые и высокие тополя, что в полдень за ними не было видно солнца, во всяком случае когда деревья были покрыты листьями. Это были в основном высокие деревья диаметром около десяти дюймов у комля.
Земля, на которой они росли, не родила ничего, кроме кислой, несъедобной лесной травы. Жадные тополя выпивали все соки и влагу из земли, не оставляя ничего для другой растительности, если бы она вздумала там появиться.
Теперь на расстоянии тридцати ярдов от берега не было ни одного взрослого тополя. Бобры скосили их, как косилка — поле пшеницы. Деревья в большинстве оставались лежать сваленными в кучу.
Это не было напрасным переводом леса. Теперь, когда тополя были свалены, солнце могло хорошо прогреть землю и сделать ее сладкой. Сочные стебли чины потянулись вверх там, где прежде росла только лесная трава. Выросли кусты ежевики, и их ягодами приходили лакомиться медведи и воротничковые рябчики. Олени покидали бор, чтобы отведать цветущей вики, а когда созревали плоды, из воды выходили канадские казарки и утки полакомиться налитыми стручками.
Теперь кустарники были уже по плечо верховой лошади — великолепный зимний корм для лосей, спускавшихся с гор. Летом в их листве размножались и кормились насекомые, которыми в свою очередь кормилось множество птенцов.
Так, благодаря деятельности одного вида диких животных — бобров — обеспечивались условия жизни и питание множества других видов животных. Вероятно, природа поручила обработку земли бобрам. Построенные ими плотины удерживали и сохраняли воду на тысячах крупных и мелких рек, орошая окрестные земли и сохраняя их влажными и прохладными даже в самые жаркие летние дни. Вся влага, которую можно было сберечь плотинами, сохранялась, ибо за дождливыми годами следовали засушливые, и в благоприятные годы нужно было накопить достаточно воды, чтобы ее хватило на голодные годы. Бассейны рек и леса всегда могли прокормить обитавших в них животных, и они никогда не знали таких бед, как эрозия почвы или высохшие зловонные русла ручьев.