Модель пространства

< . . . >

Еще развинчиваюсь,
и уже
бежит
глаз
за русские рубежи.

Мелькнули
валяющиеся от войны дробилки:
Латвии,
Литвы
и т. п. политические опилки.

Гущей тел искалеченных,
по копям скрученным,
тяжко,
хмуро,
придавленная версальскими
печатями сургучными,
Германия отрабатывается на дне Рура.
На большой Европейской дороге,
разбитую челюсть
Версальским договором перевязав,
зубами,
нож зажавшими, щерясь,
стоит француз-зуав.
Швейцария.
Закована в горный панцирь.
Италия...
Сапожком на втором планце...
И уже в тумане:
Испания...
Испанцы...
А потом океан — и никаких испанцев.

Заворачиваю шею в полоборотца.
За плечом,
ледниками ляская —
бронзовая Индия.
Встает бороться.
Лучи натачивает о горы Гималайские.

Поворачиваюсь круто.
Смотрю очумело,
На горизонте Япония,
Австралия,
Англия...
Ну, это уже пошла мелочь.
Я человек ужасно любознательный. С детства.

Пользуюсь случаем —
полюсы
полез осмотреть получше.
Наклоняюсь настолько низко,
что нос
мороз
выдергивает редиской.

В белом, снегами светящемся мире
Куки,
Пири.
Отвоевывают за шажками шажок, —
в пуп земле
наугад
воткнуть флажок.
Смотрю презрительно,
чуть не носом тыкаясь в ледовитые пятна —
я вот
полюсы
дюжинами б мог
открывать и закрывать обратно.
Растираю льдышки обмороженных щек.
Разгибаюсь.
Завинчиваюсь еще.
Мира половина —
кругленькая такая —
подо мной,
океанами с полушария стекая.
Издали
совершенно вид апельсиний;
только тот желтый,
а этот синий.

Теперь, минуя берег Сингапура,
По узкому проливу мы промчимся,
На свет пойдем вначале Цинозуры,
Затем к Авроре нежной устремимся.
Уйдем от туч насупленных и хмурых
И на Сиам великий подивимся.
Узрим Менам, текущий из Китая,
Из озера огромного Ченгмая.

В земле, где протекают эти воды,
Живут в согласье, мире и покое
Лаосцы, авы — сыновья природы,
Поля и горы заселив собою.
Есть в том краю и дикие народы.
Их кормят людоедство и разбои.
В печах они железо раскаляют
И грудь татуировкой украшают.

Смотри: Меконг потоком полноводным
Через поля Камбоджи протекает,
Теченье рек бурливых и свободных
Он с жадностью великой поглощает.
Народ сих мест, простой и беззаботный,
Животных самых разных почитает,
Считая, что их всех за их деянья
За гробом ждет немедля воздаянье.

Омоет это тихое теченье
Злосчастные, но сладостные песни,
Познавшие все тяготы крушенья,
Позор и глад, немилость сил небесных,
Бесчестных приговоров исполненье.
Над тем, чьей лиры звучной и чудесной
Капризная удача не касалась,
Хоть слава этой лиры не чуралась.

А видишь ли просторы Кохинхины?
Здесь насладимся мы благоуханьем
Алоэ, ароматной древесины,
И поспешим к сокровищам Хайнаня.
Узрим красу империи старинной,
Что знает злого холода дыханье,
Что пояс ей полночный посылает,
И зной, что тропик Рака окружает.

< . . . >

Еще от глаз твоих во мгле неясной
Таится стран загадочных немало.
Но мы вернемся к островам прекрасным,
Туда, где рдеет луч денницы алой.
Здесь волею природы полновластной
Краса земли рассветной просияла,
И серебром, блестящим столь чудесно,
Нам издавна Япония известна.

Как много островов в морях Востока
Предстанет перед нашими очами!
Вот на Тернате от вершин далеких
Опять исходит яростное пламя.
А вот гвоздики заросли высокой,
И стаи птиц парят меж облаками,
Их только смерть на землю возвращает
И рая их небесного лишает.

А видишь острова, что в море Банда
Покоятся средь алого цветенья
Ореха — птиц веселых провианта,
Что окружен их щебетом и пеньем?
А на Борнео, острове-гиганте,
С дерев струится сладких слез теченье.
То камфора. И острову по праву
Она дарит заслуженную славу.

Ты зришь Тимор, что издавна известен
Благоуханной красотой сандала.
А дале Зонд, таинственный, чудесный,
Чей юг неведом путникам бывалым.
И, говорят, средь скал его отвесных
Волшебная река берет начало:
Коль дерево в ту речку упадет,
То в камень превратится среди вод.

А на Суматре вяжущим потоком
Смола стволы деревьев омывает
И ароматом сильным и глубоким
Дыханье дивной Мирры заглушает.
Вулкан огромный пламенем жестоким
Пестреющим долинам угрожает.
Сей остров, мягким шелком знаменит,
В глубоких недрах золото таит.

Теперь смотри, как к небесам Цейлона
Возносится могучая вершина.
Огромный след ноги на мрачном склоне
Святыней здесь считают беспричинно,
В Мальдивском море, дальнем,
раскаленном,
Чудесный плод взрастает средь пучины.
Он силу яда сразу разрушает
И многих обреченных исцеляет.

Ты зришь Сокотру: горькому алоэ
Обязан остров славой несказанной,
И здесь в соседстве с Африкой благою,
Немало островов есть богоданных.
И масса ароматная грядою
Покоится у берегов песчаных.
А там земля Лаврентия благая,
Ее Мадагаскаром называют.