Главная страница «Первого сентября» • Главная страница журнала «География» • Содержание №11/2004

Образная карта России. Обский Север

6. ДАНЬ

Чем Обский Север интересен окружающим районам и лаком для них

Пятый аналитический срез

Специализация территории. Отрасли, производящие продукцию на вывоз.
Пушнина. Лес. Нефть. Газ.
Проблемы ресурсных регионов

Обский Север принял в свои рыбные, охотничьи и ягельные угодья старых жителей Европы и горной Азии — угров и самодийцев, на чьих былых местах стали, расширяясь, развиваться славянская и тюркская цивилизации. Казалось бы, уже за это населенные Европа и Азия должны были бы быть благодарны малолюдному Обскому Северу: он, как аттенюатор, смягчил тяжесть вины больших народов перед ненцами, селькупами, ханты и манси (но уже не перед мертвыми их предшественниками*). Да даже если бы не было этой трагической цепочки вытеснения народов народами, а просто всякий народ с сотворения мира родился бы и жил на той территории, где живет, мир должен был бы проявлять заботу об Обском Севере — одном из самых плохих мест на Земле**. Во имя справедливости остальное человечество должно было бы всеми силами стараться компенсировать своим собратьям их неудачный географический жребий. Но нет. Эту скудную землю южные и западные соседи исстари обкладывали данью, и дань эту исправно получали.
Через Бухару на Ближний Восток и через Новгород, а позднее через Москву в Западную Европу веками шел поток пушнины. Пушниной — соболями и песцами*** (иногда, впрочем, и белкой, избежавшей зубов соболя) платили обские жители дань более сильным соседям, замкнувшим их в чаше Западно-Сибирской равнины. Недаром эти зверьки так и прыгают с герба на герб по образной карте. Но это не только дань прошедшей истории: поголовье соболя, критически сократившееся к началу XX в., в советское время начало восстанавливаться благодаря принятым мерам. Появилось также много звероферм, так что пушнина на образной карте — экономически живая.
Позднее начали собирать новую дань — древесину. При входе в регион с запада, в Югорске, хищно поблескивает золотыми зубцами циркулярная пила. Множество хвойных деревьев — ценного сырья ваши школьники уже отметили на образной карте
(с. 23), лишь в Берёзово и Сургутском районе мелькнули лиственные березы. Западно-Сибирская тайга состоит из многих хвойных пород — сосны, пихты, ели, кедра, лиственницы. Но, удивительное дело, на гербах безраздельно господствует ель; ее изображений восемь: Красноселькупский, Советский, Нижневартовский, Ханты-Мансийский и Нефтеюганский районы, города Нефтеюганск, Мегион и Нижневартовск. Кедров, которые в народном сознании являются частью образа Сибири, только три: г. Радужный, Кондинский район и г. Стрежевой (кедровая шишка). Лиственница мелькнула лишь у северного края своего распространения — Лабытнанги. Пихты нет вообще. Сосна же появляется лишь один (!) раз: Сургутский район.

 

Развитие критической наблюдательности

(методическое замечание)

Множественность ели и единичность сосны кажутся странными: ведь сосна — одна из важнейших лесообразующих пород на Обском Севере и распространена едва ли не больше, чем ель. Юго-восточная часть этой территории исстари была знаменита отменного качества кондовой сосной, растущей в верховьях реки Конды.
С таким несправедливым пристрастием к ели и невниманием к сосне мы уже встречались на мещерском листе (№ 8/2004, с. 18). По-видимому, художников-геральдистов в елке привлекает ее легко воспроизводимый и легко узнаваемый силуэт. Над тем же, как изобразить узнаваемой сосну или пихту, пришлось бы думать. Пусть ваши школьники посмотрят карту растительности в атласе, сличат ее информацию с флористическими данными образной карты и пожурят составителей гербов за невнимательность к природным реалиям.
Это хороший образовательный стимул: дети как бы включаются в процесс формирования гербов, становятся имиджмейкерами территории.

За пушниной, рыбой, лесом сюда давно уже потянулись люди извне.

Не один, впрочем, инородец населяет тундру, есть тут и пришлый народ. Из далеких городов и сел гонят сюда человека и нужда, и нажива. Идут сюда за «пушниной» и рыбой, которую так легко выменивать у наивного и доверчивого сына пустыни на разбавленную водою водку, дешевый табак и всякую иную дрянь, с чем давно уже ознакомили дикаря добрые люди. Пришлые люди у больших рек, на хороших съезжих местах поставили свои крошечные поселки, не то городки, не то деревушки, и живут только меной да рыбною ловлей. Сжились они с тундрой, свыклись, и стала мила она многим из них, пожалуй, как самому инородцу. Поколения их сменялись поколениями, а вместе с тем росла и крепла привязанность к тундре, как к родному месту.
— Благодать здеся! — говорят теперь обитатели таких пустынных городков, до самых крыш заносимых снегом. — Всего досталь: рыбы, пушнины всякой… Сущая благодать!.. — И ничего другого они тоже как будто знать не хотят. Избы теплы, еды довольно, — любить, богатеть, родиться и умирать и здесь можно…

(Григорий Мачтет. В тундре и тайге.
Повесть из сибирского быта)

 

Сколько можно и сколько нужно знать месторождений?

(методическое замечание)

Вопрос о минимуме требований к выпускнику будоражит последнее время министерские и академические умы, заставляет волноваться учителей и детей. Между тем вопрос этот выеденного яйца не стоит. Учитель без всякого минимума, без стандарта, без «требований» скажет, кто из его учеников знающ, кто одарен, кто способен к тому или иному виду интеллектуальной деятельности. Мертворожденные минимумы — результат педагогической беспомощности людей, управляющих образованием, планирующих его содержание и методику.
Знать же нужно много. Не обязательно все помнить, более того, не нужно. Но слышать о крупнейших месторождениях нефти и газа, являющихся сегодня наиболее востребованным на мировом рынке имуществом нашей страны, разумеется, нужно. Дети должны хотя бы раз услышать от вас имена этих месторождений, увидеть соответствующие им вышки и факелы на гербах и на том или ином уровне сознания зафиксировать их. Потом, в гражданской жизни эти названия будут наполняться реальным историко-героическим, имущественно-правовым, эколого-этическим содержанием.
Для получившего полноценное образование гражданина России сочетания букв «Уренгой», «Заполярное», «Самотлор», «Варьёган», «Приобское» должны непременно быть наполнены смыслом.

Но главный наплыв пришлого населения, наплыв, изменивший облик территории, был связан с обнаружением в 60-е годы нефти и газа и освоением месторождений.

Мужская работа. Буровики. Граница Томской обл. и ХМАО
Мужская работа. Буровики.
Граница Томской обл. и ХМАО

Фото: Таежница (Стрежевой),
www.photosight.ru

Нефтяные города возникают в тайге, как белые и розовые миражи, окруженные зеленым туманом. Высоковольтные мачты бегут бесконечными вереницами через болота, гнилые озера и топи, как огромные, распахнувшие крылья стальные журавли. Над реками пролегли мосты. С кружевными прозрачными фермами, сквозь которые несутся тяжеловесные составы. Парящие, подвесные, напоминающие струнные арфы, по которым мчится поток машин. Места, куда я вернулся через четыре десятка лет, когда Страна Советов рвалась к нефтяным кладовым, совершала мощный бросок в Сибирь.
Помню этот порыв, напоминавший рвущийся в наступление фронт. Перевороченная дымная тундра. Сточенные до основания ковши бульдозеров. Тонущие, как корабли, буровые. Сотни «балков» беспорядочно, будто из неба, упавшие на дикую землю. Мокрые, окутанные паром портянки. Теодолиты, пробивающие в зарослях будущие проспекты и улицы. Комсомольские песни. Свирепый, по рации, мат. Похороны утонувшего в полынье водителя. Черный, как смоль, густой, как патока, нефтяной фонтан. Граненые стаканы с водкой и огромная, распластанная на досках рыба. Награды Родины. Колонны грузовиков на ослепительных солнечных зимниках. Звездные жуткие морозы, от которых трескалась сталь. И несметные эшелоны с новобранцами, танкеры с топливом, новенькие тракторы и бульдозеры, которые через месяц громоздились в болотах искореженными железными грудами, а им на смену, в прорыв, вводились свежие контингенты.
Это был штурм, прорыв, напоминавший Сталинградскую битву или высадку на Луну. С огромными тратами, с великими успехами, о которых рапортовала страна. Народ ликовал, ожидая громадную нефть. Этот «нефтяной проект», как и прежде «целинный» или «ядерный», или «проект Победы», был под силу лишь громадной централизованной стране, способной двинуть в одном направлении все ресурсы, мобилизовать экономику, вдохновить народ, объединяя его в едином, осмысленном, общенациональном деле, где русский, азербайджанец, башкир были членами единой артели, делили по-братски место на койке, пачки «авральных денег», бутылку синеватого спирта, а если случалась беда, то и мокрую, окруженную мхами могилу.

(Александр Проханов.
Испачкаться нефтью, а не кровью)

География месторождений нефти и газа великолепно выражена образной картой. Справочный материал для ее разбора дан на с. 26—27.
Даже самые глухие местности из угорско-самодийских стали стремительно превращаться в русско-украинско-татарско-белорусско-чувашско-азербайджанские. Обустраивали месторождения и строились на голом месте.

Первопроходцы прилетели на когалымскую землю на вертолетах в 1975 году... Спасались от кровожадных ... комаров и лютых северных морозов. «Вытесняли» из маленькой столовой забредавших туда по ночам любопытных медведей. В настоящую баню ... летали вертолетами в Сургут.

(kogalym.ru)

 

Не бойтесь острых вопросов в познавательной деятельности

(методическое замечание)

В ходе нефтяного и газового освоения местному населению был скорее причинен урон (отторжение и порча традиционных угодий), чем принесена польза. Взаимоотношения пришлого населения и «коренных» народов — сложный и болезненный сюжет в школе. У детей может родиться вопрос: «Что же, русские — такие плохие, что наступали на чужие традиционные угодья?» Не нужно бояться этого вопроса; вы должны на него обдуманно, как профессиональный географ, ответить. Опирайтесь при этом на те общие соображения, которые вы вместе с вашими учениками уже вывели («Угодья»,
с. 20—21).
Русские как часть славянства постоянно испытывали и испытывают жесточайшее давление с юга и запада (топонимика напоминает о том, что в исторически недавнее время славяне заселяли восточную половину нынешней Германии, значительные части Венгрии, Румынии). Русские, находясь в неважных по сравнению с Западной Европой и Ближним Востоком природных условиях, не получают той обильной агроклиматической подпитки, которая, как на дрожжах, растит южные и западные цивилизации. Осадочная Русская равнина бедна и полезными ископаемыми. Чтобы достойно противостоять внешним натискам, русские все время принуждены были искать сырьевые тылы, которые бы стали экономической опорой национальной стойкости.
Знаменитые сибирские соболя помогли средневековой России за счет внешней торговли получать, в частности, оружие и услуги иностранных инженеров-фортификаторов, вести дипломатическую игру, которая в те времена непременно сопровождалась пушными подарками. Так мансийские и хантыйские охотники, бьющие соболя — ловца ночующих в рыхлом снегу глухарей, питающихся сосновой хвоей, вырастающей под низким северным солнцем, — выступали одной из опор обороноспособности и безопасности страны. Ту же роль сыграли в наше время обские нефть и газ.

Нефть, которую получила страна, толкнула ее вперед в могучем развитии. На этой нефти возникли океанский флот, эскадры подводных ракетоносцев, научные центры, миллионы жилых квартир, орбитальные группировки спутников, молодая «деревенская проза», авангардная «городская поэзия». Эта сожженная в топках нефть запустила не только бессчетные моторы и двигатели, но и растворяла горизонты познания...
Об этом мистическом советском порыве, среди огней электросварок, грохота сваебойных машин, липких цистерн с сырой нефтью, вспоминал я, глядя из вертолета на бело-розовые города, всплывавшие из тумана над Обью.

(Александр Проханов.
Испачкаться нефтью, а не кровью)

Рейган в свое время настойчиво отговаривал западноевропейских союзников по НАТО от импорта газа с Обского Севера и строительства газопровода из Уренгоя в ФРГ, заявляя, что это подрывает силу альянса в противостоянии СССР.

Нефтяные города... Помню, как они создавались тридцать лет назад «из тьмы лесов, из топи блат». Как в хлюпающую зловонную гниль без следа проваливались вездеходы. Как бездонную трясину засыпали песком. Наспех плюхали сырые балки' и тут же вбивали колья с названием будущих улиц, — Нефтяников, Строителей, Космонавтов. Как по ветреной черной Оби шли караваны барж, чалились у глинистого отвесного берега. С них сгружали бетонные панели, стеклянные окна, водопроводные трубы, фонарные столбы. Была запущена «индустрия городов», когда на материке, на заводах, лепились стены и крыши, коммуникации и сантехника, и эти сошедшие с конвейера микрорайоны вслед за ледоходом в разобранном виде плыли на север. Собирались, сваривались, свинчивались. Фантастические города, окруженные пылающей сваркой, в морозном дыму, вставали среди полярных сияний.
Сегодня эти города полны людей и автомобилей. Пережив запустение в начале разрушительных девяностых годов, когда убегали обитатели и ржавые мхи начинали ползти по фасадам, поедая творение рук человеческих, эти города восстановлены, отмыты, покрашены в нежные акварельные тона. Среди советской лаконично-индустриальной архитектуры подымаются новые жилые дома с затейливыми башнями и мансардами. В микрорайонах, оживляя, внося драгоценную пластику, похожие на стеклянные кристаллы, построены спорткомплексы, аквапарки, интернет-клубы, рестораны...

(Александр Проханов. Испачкаться нефтью, а не кровью)

При всей жизненной необходимости сырьевого тыла мы не должны забывать, что «экспортно-сырьевой» образ жизни, базирующийся на эксплуатации природных ресурсов без работы по их воспроизводству, производит на людей разлагающий эффект.

Еду по тайге, — поет вогул, — дремучая тайга! Соболь скачет с ветки на ветку... Подстрелю его, продам купцу, напьюсь вина в Пелыме! —

так описывают падение нравов местного населения в связи с «пушной колонизацией» Ф.Н.Белявский и С.Д.Чадов в очерке «Исторические судьбы Сибири и ее культурные успехи», вошедшем в 16 том «России» (СПб., 1907).

В сущности тот же менталитет и у современного нефтяника: «Еду по тайге на джипе по гладкому шоссе, проложенному по искусственной насыпи среди никому не нужных болот, от моего, построенного югославами дома к промыслу. Под землею лежит нефть, не шелохнется. Накачаю нефти. Продам посреднику. Построю аквапарк в Нефтеюганске, пойду в казино в Сургуте!»

 

Воспитание уважения к людям труда

(методическое замечание)

 

Но какая бы критика ни обрушивалась на «природно-ресурсную» модель экономического развития, какие бы грязные аферы ни вертелись вокруг сырья, мы не должны с нашими школьниками принижать значение труда людей, живущих и работающих на Обском Севере. И удачно поставленная ловушка для рыбы у ханты, и метко подстреленный соболь у манси, и добытый хитрым капканом песец у ненца и вычисленное умом русского геолога и освоенное украинскими бригадами нефтяное месторождение — все это торжество человека. Мы на наших уроках должны отдавать должное людям труда, радоваться вместе с ними их честному торжеству.

В 21 час 30 минут из трубы потекла вода. Потом раздался сильный хлопок. Водяной фонтан исчез. Несколько голосов выкрикнули вразнобой: «Газ, газ!» Но внезапный рев — немыслимый, низвергающийся, как лавина — подавил все звуки и заполнил пространство. Помбур Коля Неделькин бросил факел. Взрыв! Всё вокруг озарилось ярким светом! Эхо оглушительного рева покатилось по ослепшим холмам тундры. Медвежье «заговорило».

(Альфред Гольд. 18 ноября 1971 года)

* Мы уже отмечали, что здешние «коренные» народы таковыми могут считаться лишь условно. Все они пришли на места предшествовавших им людей, проигравших во всемирном географическом распределении. У ненцев поныне живы предания о неких карликах сиртя, населявших тундру до них.
** Политкорректнее говорить «территория с экстремальными условиями проживания», но будем называть вещи своими именами.
*** В начале XX в. в Салехарде (тогда Обдорске) еще велась меновая торговля с «инородцами» и денежной единицей выступала песцовая шкурка, приравненная примерно к трем с половиной серебряным рублям.