Ижора: на краю земли,
становящемся лакомым кусом

Пространственное положение

Сойкинский полуостров расположен в 100 км к западу от Петербурга. Он разделяет Копорскую губу Финского залива, омывающую его с востока, и Лужскую губу, находящуюся западнее. Со стороны материка Сойкинский полуостров «закрыт» вереницей озер (Копанское, Глубокое, Бабинское, Судачье, Хабалово) и обширными болотами. Так что он почти со всех сторон окружен водами и более напоминает остров, чем полуостров. Не удивительно, что этот природный изолят стал прибежищем (рефугиумом) народности, исчезнувшей на других территориях, более открытых влиянию Петербурга. Здесь, в деревне Вистино и ее окрестностях, живет большая часть российских¹ ижорцев (ижоры).

Сойкинский полуостров вынесен в море, удален от Северной столицы. И в этом смысле это глухой угол, где жизнь тормозится и консервируется прошлое. Но удаленный от России, он приближен к Европе, выдвинут к глубинам Балтики, и в этом качестве оказывается выгодной передовой точкой. Собираются ли воевать с Европой, собираются ли наращивать туда сбыт природных ресурсов России, всякий раз Сойкинский — на острие, на пике. В 30-е здесь строили «Второй Крон­штадт», сейчас собираются строить огромный нефтепорт. И всякий раз — тревожа последнее прибежище маленького финского народа. (С. Р.)

Имя

О народе ижора — одном из самых малочисленных из малочисленных народов России — мало кто слышал. Между тем по имени этого народа названа Ижорская возвышенность — местность к югу от Невы. Сам же народ ранее населял берега реки Ижоры (извилистая), от которой и получил свое имя. Даже знаменитые Ижорские заводы (Колпино) своим названием напоминают об этих людях.

Сокращение ареала

Нет больше оредежских² ижор (в 1983 г. умер последний их представитель), нет ижор северной Ингерманландии³, больше не живет ижора в районе Соснового Бора. Но есть в Ленинградской области уголок, где до сих пор можно услышать ижорскую речь — правда, только от стариков. Это Сойкинский полуостров, восточный ограничитель Лужской губы. До сих пор на пахнущем водорослями побережье между соснами стоят старинные ижорские деревни: Вистино, Ручьи, Горки, Логи, Глинки.

Потрясения

Прошлые века ижоры помнят только по устным преданиям: были годы с хорошим уловом и урожайные, были годы голодные, когда «серой рыбы» (кильки и салаки) не хватало. Ижоры жили привычным укладом до войны. А дальше начались слезы. Какую старушку ни спроси в деревне — пять минут рассказывает, дальше плачет. Сначала русские жгли деревни, чтобы они не достались немцам. Потом пришли немцы, стали угонять ижор в Финляндию. Потом финны, проиграв войну, отдали репатриантов обратно русским. Русские отправили ижор в ссылку⁴, а на их земли завезли обнищавших колхозников из разоренных войной областей. Когда ижоры правдами и неправдами вернулись в свои деревни, у них не то что домов — у многих и земли не оказалось, чтобы избушку поставить.

Традиционная экономика сегодня. Рыба

Вистино Рыболовецкие суда колхоза «Балтика»

Тогда ижоры вернулись — и народ не исчез. Гибель ему грозит сейчас. Дети и внуки ижорских рыбаков⁵ и крестьян не остаются жить в деревнях, потому что нечем там кормиться. Серая рыба совсем перестала ловиться — ихтиологи говорят, что в этом повинен какой-то чрезмерно расплодившийся рачок, который слопал весь рыбий природный корм. Мол, не только у нас проблемы, по всей Балтике беда такая. Но шведы, скажем, не вымрут от отсутствия кильки. А ижоры могут.

Говорит Ольга Конькова, этнограф, научный сотрудник петербургского музея антропологии и этнографии им. Петра Великого «Кунсткамера», председатель Общества ижоры и води⁶, — ижорка наполовину, а наполовину ингерманландская финка:

— В антропологическом смысле ижора обречена. Мы не можем возродиться до прежней численности, потому что нет больше привычной среды обитания. Ижоры всегда жили рыболовством и мелким земледелием, из живности только лошадку держали, да и то больше для навоза, чтобы тощие земли удобрять. Это финны по несколько коров ухитрялись иметь. Нет традиционного уклада — нет народа.

Язык

Но это не значит, что нельзя спасти культуру ижоры. Язык исчезает из обихода, молодые почти не говорят по-ижорски, не испытывают в этом потребности. Поэтому О. Конькова написала самоучитель ижорского языка, очень простой, для взрослых, чтобы человек мог хотя бы объясняться на языке предков.

Культура

Ижорки

С одной стороны, ижора очевидно исчезает как народ. С другой — раз в неделю Коньковой звонят немолодые люди, почти всегда городские, и немного стеснительно спрашивают, как бы им получше узнать об ижоре, и рассказывают о своих деревенских национальных корнях, которых когда-то их приучали стыдиться, а теперь вдруг они услышали по радио ижорские песни, вспомнили детство и как-то сердце защемило.

— Мы не можем вернуть ижоре ее привычную среду обитания, но позаботиться о сохранении ее культуры мы в состоянии, — говорит Конькова. — Сейчас стало модно проявлять внимание к «малым народам». Как правило, романтически настроенные русские интеллигенты, начитавшись о страданиях ижоры или води, начинают вдохновенно спасать погибающий народ, но потом очарование новизны проходит, и прежде милые старушки и тетушки начинают раздражать, в основном тем, что они недостаточно резво воспринимают идеи «спасателя», не хотят, скажем, петь каждый вечер, а пошло смотрят сериалы. Между прочим, один из показателей поверхностного отношения к культуре — это нежелание учить язык. Я знаю людей, живущих среди ижор много лет, много говорящих о необходимости возрождения национальной культуры, но в то же время совершенно не владеющих языком.

В игре интересов крупного бизнеса

В деревне Вистино, считающейся ижорской столицей (но, кстати, в не самой красивой в этнографическом плане деревне; Глинки куда живописнее), создана ижорская община, которая на первый взгляд активно занимается спасением ижорской культуры. Правда, по сведениям наших информаторов, на самом деле тут замешан Усть-Лужский порт. Земли вокруг порта уже скуплены на корню предприимчивыми гражданами, а граждане намерены сдавать их в аренду тем, кто будет пользоваться портом — размещать какие-нибудь склады, терминалы и прочая. А в Вистине, благо глубины позволяют и гавань есть, тоже замышляли большой порт, который стал бы конкурировать с Усть-Лужским. И владельцы усть-лужских земель стали баламутить народ в Вистине: мол, боритесь за чистоту побережья, не пускайте к себе никого, скажите, что вы, народ ижорский, все как один выйдите на защиту своих рубежей. А сами думают: «Не будет там порта — все к нам как миленькие побегут, тут мы их с арендой и облупим». Народ послушно взбаламутился и потребовал отказа от Вистинского порта. Отказались. Теперь община озабочена тем, чтобы с Усть-Лужского порта получить денег за послушание. Стали звать Конькову консультантом — на что бы деньги потратить. И говорят: «Мы на эти деньги новый дом культуры с дискотекой построим». Конькова возражает: «Но ведь дискотека — это не возрождение национальной культуры». Ну ладно, говорят вистинцы, мы возродим национальные промыслы. Конькова смеется: «Не было у ижорцев никаких национальных промыслов, рыбу они ловили да сети плели». Притихли общинные лидеры — все русские, между прочим. Думают. Может, что-то еще придумают. (Татьяна Хмельник//АиФ-Петербург. 01.09.2005)

О величии ижоры

Я не буду говорить о проблемах малых народов. У всех народов — и малых, и больших — есть проблемы.

Когда народ насчитывает миллионы людей, то жизнь отдельного человека не может значительно изменить историю своего народа. Когда же мал сам народ, то жизнь каждого человека в нем становится важной. Каждый обычный человек становится великим, и у него огромные возможности изменить историю своего народа. Малое становится большим.

Малый народ — это не трагедия, как думают порой те, кто смотрит на судьбу народа со стороны. При взгляде изнутри легко понять, что жизнь человека тогда становится более полной. И будущее малого народа зависит не от кого-то другого, не от властей, не от начальников, но зависит от труда каждого человека.

Сейчас вырастает новое поколение ижор. Оно не умеет говорить по-ижорски, оно не умеет жить по-ижорски. Но есть только одна сила, способная собрать их в единый народ. Это осознание своей роли в истории.

Не надо жалеть малые народы, надо завидовать им! Их жизнь более важна и более радостна. И я приветствую всех от имени ижор, от имени малого народа, в котором 400 великих людей. (Ольга Конькова, ижорка. Из выступления на IV Конгрессе финно-угорских народов в Таллине, 2004 г.)

Столица

В трех часах езды на запад от Петербурга стоит поселок Вистино. С виду — обычная русская деревенька. Вот только уж очень опрятная. Если поленница — то бревнышко к бревнышку. Единственное уцелевшее поселение ижоров, здесь их триста человек, гордо именуют «столицей ижорского края». И хоть давно свыклись с паспортным «русские», дома по-прежнему меняют «Настя» на «Наштой» и говорят извечную «тарапаньку». Как готовить «национальное блюдо» рассказывает вистинская бабушка: «Рыбу положу на кочергу. Это и называется старинная пища “салака на кочерге”» (vesti.ru)

Образование

С 1926 г. до конца 30-х годов в Ленинградской обл. существовал Сойкинский национальный ижорский сельсовет; работали сельские школы с обучением на ижорском языке (www2.childfest.ru)

Музей

В Вистине есть Ижорский музей — это деревянное зеленое здание у шоссе, узнать его можно по якорю, стоящему у входа. Музей когда-то организовывался как колхозный — здесь процветал рыболовецкий колхоз «Балтика», ловивший всякую мелкую рыбешку и делавший из нее шпроты. Со временем музей стал ассоциироваться с ижорской культурой.

Топонимика

На территории Ленинградской области, вследствие давнего постепенного проникновения русского населения, ижорцы освоили русский язык, в большинстве своем приняли православие. Есть названия деревень ижорские с параллельными русскими переведенными, например: ижорская деревня Сутела (волк) по-русски называется Волково, ижорская деревня Котко (орел) по-русски — Орлы, ижорской деревне Куккуси (петух) русские дали «приблизительный» перевод — Куровицы. Русские названия деревень переведены на ижорский: Межники по-ижорски — Райякюля (райя — межа, кюля — деревня). Встречаются «гибридные» названия: Капустмаа (капустное поле), где русское капуста сочетается с ижорским и финским маа — земля. Топонимическая картина в этом районе показывает, что старинными жителями здесь были ижорцы, частично — водь (в некоторых деревнях — финны и эстонцы), а русское население здесь позднее, освоившее местную топонимию. (Русские/Отв. ред. В.А. Александров и др. — М.: Наука, 1999)

Фольклор: ижорская рунопевица

Замостье — Палкеала (Palkeala), Приозерский р-н Ленинградской обл. На территории деревни Палкеала когда-то находилось большое православное кладбище. Старинные ворота и памятник знаменитой Ларин Параске обозначают это место. Памятник, почти копия старого, утраченного, был восстановлен только в 1992 г. силами общественности Финляндии. Ларин Параске (по-русски — Параскева Никитина) родилась в семье православных ижор прихода Троицен-мяки в деревне Мискула (район Лемболово на Карельском перешейке, к северу от Тосно) в 1833 г. Отец был деревенским кузнецом в Мишкула (Мякиенкюля), а мать — из прихода Метсяпиртти деревни Васкила⁷. Поэтесса слышала в детстве много рун (стихов-песен) от своих родственников. Затем сама стала петь и придумывать продолжения к рунам.

Судьба ее была нелегкой. Чтобы прокормить многодетную семью, ей приходилось одно время даже работать бурлаком, вместе с другими крестьянами таскать баржи против течения Вуоксы.

Первым ее талант заметил один из собирателей рун А. Борениус-Ляхтеенкорва и записал первые 26 рун (1877 г.). Псевдоним «Ларин» Параске взяла по названию дома мужа «Ларин-тупа». Другим знатоком рун, открывшим талант Ларин Параске во второй раз, стал знаменитый пастор прихода Сойккола Неовиус. Много лет совместной работы привели к записи 1200 рун (около 32 тысяч строк), 1750 пословиц и поговорок, 336 загадок, а также старинных плачей.

Ижорка Ларин Параске. Фрагмент памятника рунопевцам в Хельсинки

Ларин Параске побывала в Хельсинки, ее слушали самые выдающиеся люди Финляндии той поры, в частности Ян Сибелиус. «Чем больше я погружался в творчество Ларин Параске, тем больше оно восторгало меня. И сама она — удивительно одаренная и умная женщина, такая цельная во всем, и даже ее православная вера так гармонично сливалась с калевальским духом», — писал известный финский художник Ээро Ярнефельт.

Однако известность не смогла улучшить ее материального положения. В 1899 г. Параске пришлось продать наследство — маленький участок и избу. Умерла великая рунопевица в ужасной нищете. Нетопленая изба деревни Васкила стала в декабре 1904 г. ее последним приютом. Ларин Параске была и осталась в памяти карельского и финского народов одной из самых выдающихся среди сказителей XIX века, наравне с семьей Шемейко из ухтинской Карелии.

В 1911 г. молодежное общество Южной Карелии воздвигло на могиле Ларин Параске гранитный памятник в благодарность от потомков, а в 1950 г. другой памятник поэтессе был установлен в самом центре Хельсинки, между Национальным музеем и домом «Финляндия» на проспекте Маннерхеймин-тие. Это памятник не только Ларин Параске, хотя ее скульптура, отлитая из бронзы, возведена на пьедестал, но и всем карельским сказителям и рунопевцам, кто сохранил и донес до нас чудный стих «Калевалы».

Приносил мне песни ветер,
Ледяной порыв весенний.
Их ко мне толкало море,
Гнали их морские волны.

Эти строки из песни Ларин Параске выбиты на памятнике в Хельсинки. (По материалам ИКО «Карелия» и Андрея Пюккенена//Невское время)

Престиж

В Кингисеппском районе под сильным влиянием местных краеведов и районной прессы (газета «Восточный берег») в 90-е годы в среде местных жителей возрос интерес к этническим корням, истории деревень. В настоящее время в районе созданы Ижорский музей (д. Вистино) и фольклорные коллективы (д. Вистино, д. Горки), ведет краеведческую работу Куземкинская библиотека (заведующая В.А.Пилли), общерайонную известность приобрели публикации историко-этнографического характера краеведа из д. Котлы Т.Г.Барабаш. В результате принадлежность к ижорскому этносу стала престижной. Жители деревень при проведении опроса всячески подчеркивали свое ижорское происхождение. Часто отмечается ситуация, когда местные жители, не имеющие ижорских предков, также идентифицируют себя с ижорами. При этом возрождения ижорского языка не происходит, а основным элементом ижорской идентичности становится представление об этнической территории и длительности (реальной или мифической) проживания на ней. (С.Б.Егоров, С.Б.Киселев, А.Ю.Чистяков. Этническая идентичность на пограничье культур: некоторые итоги исследования. 2004)

Транзитное будущее ижорского тупика

В конце 2007 г. в районе Вистино Кингисеппского р-на Ленинградской обл., на Сойкинском полуострове (к северу от уже строящегося порта Усть-Луга) начнется строительство морского терминала по перевалке нефтепродуктов. Для реализации проекта будут привлечены инвесторы из Европы и США. Начало строительства намечено на III—IV квартал 2007 г. Потенциальная емкость территории проектируемого портового района «Горки» в районе Вистино составляет 100—110 млн т грузов в год, в том числе 60—70 млн т нефти, нефтепродуктов и сжиженного газа. В администрации Ленобласти считают, что Вистино вместе с Усть-Лугой — единственная портовая зона Северо-Запада России, у которой есть перспективы развития: здесь, в отличие от других портов, можно проводить дноуглубительные работы. (ИА REGNUM, g2p.ru)

Крупный бизнес vs ижора

Несколько компаний высказали желание построить терминалы в Лужской губе, в районе поселка Вистино. На участке в 10—12 км предполагается разместить четыре нефтяных терминала компаний ТНК-ВР, Oiltanking GmbH, ЗАО «Лугаойл» и ООО «Северо-Западный альянс», один газовый — «СГ-Транса», угольный — ООО «Балтийско-Кузбасский терминал», а также по перевалке масла — промышленной группы «Петросоюз».

Местное население против строительства порта. Наиболее активно свой протест выражает община ижорцев — народности, проживающей на Сойкинском полуострове. Представители общины считают, что строительство портовых терминалов на полуострове, по сути, уничтожит их народ, а переселяться с исторической родины они не хотят.

К протестам подключились и экологи. По их мнению, последствия застройки губы будут печальными — от гибели лебедей и тюленей до попадания нефти в водозабор Ленинградской АЭС в случае аварии. (Коммерсант — СПб, 10.02.2006)